Наталья Девятко - Карта и компас [litres]
Не нужно ничего говорить. Когда приказ и свобода меняются местами, слова не нужны. Но не все это понимали.
— Скажи, Феофан, как тебе наш корабль? — не унимался Олег.
Эсмин таким его еще не видела, не такого мужчину она любила.
Женщина растерянно оглянулась, почувствовав чей-то тяжелый взгляд. На них смотрел Ричард. Граф подошел к Олегу, прежде чем министр ответил своему бывшему помощнику.
— Олег, тебя звал капитан Ярош.
Это была ложь, но воздух уже звенел от ненависти.
Олег нехотя ушел. Киш и Эсмин тоже оставили министра.
Ричард смотрел на Феофана, улыбаясь уголками губ.
— Не твои это хоромы, граф, — усмехнулся Феофан. — И не мои.
— Странный ты, министр, — улыбка Ричарда стала заметнее, он говорил не совсем то, что думал. — Непривычно видеть тебя здесь, на этом корабле.
— И тебя, — откликнулся Феофан. — Но ты более свободен, чем я, пират.
Улыбка Ричарда потускнела, хмыкнув, он приспустил рукав, показав министру запястье, с которого еще не сошел след от кандалов.
— Ты мало знаешь об этом корабле, министр. Это другой мир, не менее жестокий, чем тот, в котором ты вырос, но мир настоящий. Свобода этого мира, где властвует Море, не подобна свободе отданных тобой приказов.
Феофан не выдержал взгляда Ричарда. Если настолько изменился высокомерный граф Элигерский, устраивавший ему пышные приемы, то что удивляться изменениям, за короткое время произошедшим с его помощником?
Ричард ушел. Феофан склонился над спокойной водой, ловя взглядом свое кривое отражение.
Если остался один и говорить почти не с кем, можно спросить себя: кто ты? Зачем живешь? Но ответит ли твое изломанное водой отражение? Услышишь ли ты голос Моря из-за запертых дверей своей души? И если услышишь, не будет ли это значить, что советник Императора был прав, и сердцем он уже предал Империю, потому и думает о живой морской глубине?..
Вряд ли пиратский капитан сдержит слово, но он дал пленнику несколько дней и ночей, чтобы подумать обо всем, на что раньше не хватало времени. И, возможно, это и было его настоящим подарком за сохраненную жизнь в Элигере. Тогда Феофан тоже дал заключенному пирату возможность вспомнить свое прошлое, хотя и не ради чего-то доброго, а чтобы пленник сам замучил себя, неосторожно поддавшись страхам, которыми на самом деле полно каждое сердце.
Корабль с черными парусами шел курсом, известным лишь ему и его капитану. Вода искажала отражение имперского министра, такая же зыбкая, как и его мысли.
Крылатое существо опустилось на белый песок, превращаясь в черноволосого колдуна.
— Где она? — спросила Химера у солдат.
Солдаты молча отвели советника Императора к пальмам, под которыми на листьях лежала обессиленная Асана Санарин. Колдун в белых одеждах сел на землю рядом с ней, взял за руку.
Бледная женщина застонала. Ее рана еще кровоточила, но слабо.
— Помоги мне… — прошептала она.
— Ты потеряла много крови, Асана, — равнодушно сообщил советник Императора. — Даже я не смогу спасти тебя. Только если…
Женщина открыла глаза, щурясь на свет, хотя и лежала в тени.
— Что ты хочешь?..
— Твою судьбу.
— Нет, — простонала Асана Санарин, пошевелившись, и закусила губу от боли.
— Ты сильная, Эвелина, но рана твоя смертельная. Отдай мне свою судьбу, чтобы я мог спасти тебя.
Асана Санарин не откликнулась на Имя, названное Химерой. Черноволосый колдун склонился к ней.
— До вечера ты доживешь, но солнца не увидишь. Даже меня ты уже не видишь. Отдай мне свою судьбу, Асана.
— Бери мою судьбу…
Ослабевшая рука упала на песок, ведь советник Императора ее отпустил. Хрупкая рука не воительницы, а колдуньи, отдавшей Империи свое будущее.
Глаза ее закрылись, а в лице не было ни кровинки. Химера стояла на коленях перед молодым капитаном, пела протяжные ледяные заклятья.
Стоять над долиной, где на дне раскинулся Мертвый город, было холодно. Луиза дрожала, Эмиль обнимал ее, согревая. Сказитель и Саид подошли к самому краю, где начинались посеревшие, выжженные травы, но они не рассыпались прахом, продолжая расти и цвести. Там выбросил стрелку коровяк, а там стелются плющ и барвинок, но все то пепел, еще не мертвый, но уже и не живой.
Вейн, Сашка и Олекса остались на перепутье: одна дорога обходила крутой склон и терялась, ведя к городу, другая поворачивала к морю, поблескивающему вдалеке. Холм, где они стояли, был по высоте как небольшая гора.
— Я схожу к ним, — Сашка быстро пошел к сказителям. — На что вы смотрите? — спросил парень, поравнявшись с ними.
— На прошлое, — откликнулся старый сказитель. — Хочешь и ты поглядеть?
— Хочу, — близость мертвого, заколдованного города его совсем не пугала.
— Вон там стояла белокрылая фигура, — сказитель показывал вглубь долины. — Там была женщина в черном плаще с капюшоном, говорят, она — живое воплощение смерти. А дальше, далеко от меня, я плохо его видел, замыкал первый круг хранитель этого города, избранный жителями, чтоб оберегал их от врагов. А нас, чародеев и сказителей, которые обещанием помогать Химере купили себе свободу, поставили здесь, на холмах.
Сашке казалось, что он видит десятки людей, одетых кто в дорогую мантию, кто в нищенское рванье. Их уставшие глаза сияли чарами. И белая крылатая фигура занимала свое место в малом круге…
— Мы колдовали, разрывая связи между защитником и городом, разрушая его связь с землей, где он родился. Мы приносили этот город в жертву тьме, и женщина, которую мы считали смертью, читала страшное заклятье, чье эхо доходило до каждого из нас.
Мы видели, как засиял первый круг, отрезая жителям путь к бегству, как на них ложится проклятье, и пустеют улицы, а сквозь брусчатку прорастают огненные цветы.
Сашка вздрогнул: не такой ли огненный цветок он забрал из руки Вейна?..
— Я хочу туда, — уверенно сказал парень.
— Ты что, сдурел? — не поверил своим ушам Саид. — Город проклят. Кто туда заходит, не возвращается.
— Не все. Я хочу туда! — Сашка ступил на пепельный склон, но поскользнулся, и кувырком скатился к извилистой, заросшей дороге.
— Сашка! — крикнула Олекса, дернувшись к краю.
Саид схватил ее, чтобы не бросилась за парнем.
— Шею свернешь. Мы спустимся по дороге, — заверил он, чтобы девушка успокоилась.
Сашка пришел в себя. Весь в пыли и пепле. Саднил локоть, кровоточила поцарапанная щека.
Олекса бежала впереди всех.
— Ты как? — девушка рукавом стерла грязь и кровь с его лица.
— Нормально. Не сломал ничего.
